Неточные совпадения
Потянувши впросонках весь табак к себе со всем усердием спящего, он пробуждается, вскакивает, глядит, как дурак, выпучив глаза, во все стороны, и не может понять, где он, что с ним было, и потом уже различает озаренные косвенным лучом солнца стены, смех товарищей, скрывшихся по углам, и глядящее в окно наступившее утро, с проснувшимся
лесом, звучащим тысячами птичьих голосов, и с осветившеюся речкою, там и там пропадающею блещущими загогулинами между тонких тростников, всю усыпанную нагими ребятишками, зазывающими на купанье, и потом уже наконец
чувствует, что в носу у него сидит гусар.
Говор народа, топот лошадей и телег, веселый свист перепелов, жужжание насекомых, которые неподвижными стаями вились в воздухе, запах полыни, соломы и лошадиного пота, тысячи различных цветов и теней, которые разливало палящее солнце по светло-желтому жнивью, синей дали
леса и бело-лиловым облакам, белые паутины, которые носились в воздухе или ложились по жнивью, — все это я видел, слышал и
чувствовал.
Он пошел к Неве по В—му проспекту; но дорогою ему пришла вдруг еще мысль: «Зачем на Неву? Зачем в воду? Не лучше ли уйти куда-нибудь очень далеко, опять хоть на острова, и там где-нибудь, в одиноком месте, в
лесу, под кустом, — зарыть все это и дерево, пожалуй, заметить?» И хотя он
чувствовал, что не в состоянии всего ясно и здраво обсудить в эту минуту, но мысль ему показалась безошибочною.
Он весь день прожил под впечатлением своего открытия, бродя по
лесу, не желая никого видеть, и все время видел себя на коленях пред Лидией, обнимал ее горячие ноги,
чувствовал атлас их кожи на губах, на щеках своих и слышал свой голос: «Я тебя люблю».
Клим подметил, что Туробоев пожал руку Лютова очень небрежно, свою тотчас же сунул в карман и наклонился над столом, скатывая шарик из хлеба. Варавка быстро сдвинул посуду, развернул план и, стуча по его зеленым пятнам черенком чайной ложки, заговорил о
лесах, болотах, песках, а Клим встал и ушел,
чувствуя, что в нем разгорается ненависть к этим людям.
Оставшись глаз на глаз с Лидией, он удивленно
почувствовал, что не знает, о чем говорить с нею. Девушка прошлась по террасе, потом спросила, глядя в
лес...
А на другой день вечером они устроили пышный праздник примирения — чай с пирожными, с конфектами, музыкой и танцами. Перед началом торжества они заставили Клима и Бориса поцеловаться, но Борис, целуя, крепко сжал зубы и закрыл глаза, а Клим
почувствовал желание укусить его. Потом Климу предложили прочитать стихи Некрасова «Рубка
леса», а хорошенькая подруга Лидии Алина Телепнева сама вызвалась читать, отошла к роялю и, восторженно закатив глаза, стала рассказывать вполголоса...
— Есть ли такой ваш двойник, — продолжал он, глядя на нее пытливо, — который бы невидимо ходил тут около вас, хотя бы сам был далеко, чтобы вы
чувствовали, что он близко, что в нем носится частица вашего существования, и что вы сами носите в себе будто часть чужого сердца, чужих мыслей, чужую долю на плечах, и что не одними только своими глазами смотрите на эти горы и
лес, не одними своими ушами слушаете этот шум и пьете жадно воздух теплой и темной ночи, а вместе…
Нет, берег, видно, нездоров мне. Пройдусь по
лесу,
чувствую утомление, тяжесть; вчера заснул в
лесу, на разостланном брезенте, и схватил лихорадку. Отвык совсем от берега. На фрегате, в море лучше. Мне хорошо в моей маленькой каюте: я привык к своему уголку, где повернуться трудно; можно только лечь на постели, сесть на стул, а затем сделать шаг к двери — и все тут. Привык видеть бизань-мачту, кучу снастей, а через борт море.
Свежий воздух, вместо того чтобы освежить Привалова, подействовал как раз наоборот: он окончательно опьянел и
чувствовал, как все у него летит перед глазами, — полосы снега, ухабы, какой-то
лес, рожа Лепешкина, согнутая ястребиная фигура Барчука и волны выбившихся из-под собольей шапочки золотистых волос.
Как бы ни был мал дождь в
лесу, он всегда вымочит до последней нитки. Каждый куст и каждое дерево собирают дождевую воду на листьях и крупными каплями осыпают путника с головы до ног. Скоро я
почувствовал, что одежда моя стала намокать.
После ужина казаки рано легли спать. За день я так переволновался, что не мог уснуть. Я поднялся, сел к огню и стал думать о пережитом. Ночь была ясная, тихая. Красные блики от огня, черные тени от деревьев и голубоватый свет луны перемешивались между собой. По опушкам сонного
леса бродили дикие звери. Иные совсем близко подходили к биваку. Особенным любопытством отличались козули. Наконец я
почувствовал дремоту, лег рядом с казаками и уснул крепким сном.
В нескольких верстах от Вяземы князя Голицына дожидался васильевский староста, верхом, на опушке
леса, и провожал проселком. В селе, у господского дома, к которому вела длинная липовая аллея, встречал священник, его жена, причетники, дворовые, несколько крестьян и дурак Пронька, который один
чувствовал человеческое достоинство, не снимал засаленной шляпы, улыбался, стоя несколько поодаль, и давал стречка, как только кто-нибудь из городских хотел подойти к нему.
А я ни во что не проник, живу словно в муромском
лесу и
чувствую, как постепенно, одно за другим, падают звенья, которые связывали меня с жизнью.
Но я
чувствовал себя родившимся в
лесу и более всего любил
лес.
Антось не отвечает. Лица его не видно, но мы
чувствуем, что оно теперь недоброжелательно и угрюмо и что причина этого — близость Гарного Луга.
Лес редеет. Песчаная дорога ведет к мостику, под которым сочится и журчит невидимая речка. Это здесь когда-то устраивались засады на Янкеля с бочкой… Тележка выкатывается на опушку.
Я
чувствовал себя, как в
лесу, и, когда на первом уроке молодой учитель естественной истории назвал вдруг мою фамилию, я замер. Сердце у меня забилось, и я беспомощно оглянулся. Сидевший рядом товарищ толкнул меня локтем и сказал: «Иди, иди к кафедре». И тотчас же громко прибавил...
Я, кажется,
чувствовал, что «один в
лесу» — это, в сущности, страшно, но, как заколдованный, не мог ни двинуться, ни произнести звука и только слушал то тихий свист, то звон, то смутный говор и вздохи
леса, сливавшиеся в протяжную, глубокую, нескончаемую и осмысленную гармонию, в которой улавливались одновременно и общий гул, и отдельные голоса живых гигантов, и колыхания, и тихие поскрипывания красных стволов…
Я шел,
чувствуя себя так, как, вероятно,
чувствуют себя в девственных
лесах охотники.
Девки в
лес, я за ними», — веселая песня, которую, однако, он поет с такою скукой, что под звуки его голоса начинаешь тосковать по родине и
чувствовать всю неприглядность сахалинской природы.
Вот впереди показался какой-то просвет. Я полагал, что это река; но велико было наше разочарование, когда мы
почувствовали под ногами вязкий и влажный мох. Это было болото, заросшее лиственицей с подлесьем из багульника. Дальше за ним опять стеною стоял дремучий
лес. Мы пересекли болото в том же юго-восточном направлении и вступили под своды старых елей и пихт. Здесь было еще темнее. Мы шли ощупью, вытянув вперед руки, и часто натыкались на сучья, которые как будто нарочно росли нам навстречу.
Еще часа полтора я бродил по
лесу и, наконец,
почувствовал усталость.
Сани уже скрылись в
лесу, а Таисья все стояла за воротами и не
чувствовала леденившего холода, пока сама Анфиса Егоровна не увела ее в горницы.
Павел начал уж
чувствовать маленький холодный трепет во всем теле, и нос ему было больно; наконец, они выехали из
лесу; по сторонам стали мелькать огоньки селений; между ними скоро мелькнул и огонек из Перцовского дома.
Вихров невольно засмотрелся на него: так он хорошо и отчетливо все делал… Живописец и сам, кажется,
чувствовал удовольствие от своей работы: нарисует что-нибудь окончательно, отодвинется на спине по
лесам как можно подальше, сожмет кулак в трубку и смотрит в него на то, что сделал; а потом, когда придет час обеда или завтрака, проворно-проворно слезет с
лесов, сбегает в кухню пообедать и сейчас же опять прибежит и начнет работать.
Я долго бродил по горам, по
лесам; я не
чувствовал себя счастливым, я вышел из дому с намерением предаться унынию — но молодость, прекрасная погода, свежий воздух, потеха быстрой ходьбы, нега уединенного лежания на густой траве — взяли свое: воспоминание о тех незабвенных словах, о тех поцелуях опять втеснилось мне в душу.
Что я
почувствовала тогда — знают только ночь да темные
леса.
Пока старик бормотал это, они въехали в двадцативерстный волок. Дорога пошла сильно песчаная. Едва вытаскивая ноги, тащили лошаденки, шаг за шагом, тяжелый тарантас. Солнце уже было совсем низко и бросало длинные тени от идущего по сторонам высокого, темного
леса, который впереди открывался какой-то бесконечной декорацией. Калинович, всю дорогу от тоски и от душевной муки не спавший, начал
чувствовать, наконец, дремоту; но голос ямщика все еще продолжал ему слышаться.
За
лесом пошли дачи князя, и с первым шагом на них Калинович
почувствовал, что он едет по владениям помещика нашего времени.
Елена понемногу приходила в себя. Открыв глаза, она увидела сперва зарево, потом стала различать
лес и дорогу, потом
почувствовала, что лежит на хребте коня и что держат ее сильные руки. Мало-помалу она начала вспоминать события этого дня, вдруг узнала Вяземского и вскрикнула от ужаса.
Это печальное пение и мысль о Максиме тяжело подействовали на Серебряного, но ему вспомнились успокоительные слова Годунова и скоро изгладили грустное впечатление панихиды. На изгибе дороги, входящей в темный
лес, он оглянулся на Александрову слободу, и когда скрылись от него золоченые главы дворца Иоаннова, он
почувствовал облегчение, как будто тяжесть свалилась с его сердца.
Я уже прочитал «Семейную хронику» Аксакова, славную русскую поэму «В
лесах», удивительные «Записки охотника», несколько томиков Гребенки и Соллогуба, стихи Веневитинова, Одоевского, Тютчева. Эти книги вымыли мне душу, очистив ее от шелухи впечатлений нищей и горькой действительности; я
почувствовал, что такое хорошая книга, и понял ее необходимость для меня. От этих книг в душе спокойно сложилась стойкая уверенность: я не один на земле и — не пропаду!
Хмурыми осенними днями, когда не только не видишь, но и не
чувствуешь солнца, забываешь о нем, — осенними днями не однажды случалось плутать в
лесу. Собьешься с дороги, потеряешь ее тропы, наконец, устав искать их, стиснешь зубы и пойдешь прямо чащей, по гнилому валежнику, по зыбким кочкам болота — в конце концов всегда выйдешь на дорогу!
В монастырь не хотелось, но я
чувствовал, что запутался и верчусь в заколдованном круге непонятного. Было тоскливо. Жизнь стала похожа на осенний
лес, — грибы уже сошли, делать в пустом
лесу нечего, и кажется, что насквозь знаешь его.
До ушей Матвея донесся шум деревьев.
Лес всегда тянет к себе бесприютного бродягу, а Матвей Лозинский
чувствовал себя настоящим бродягой.
Так, помещик, судившийся за
лес, сделал то, что он сделал, только потому, что он представлялся себе не простым человеком, который имеет такие же права на жизнь, как и все те люди — крестьяне, живущие с ним рядом, а представлялся себе крупным собственником и членом дворянского сословия, и вследствие этого под влиянием опьянения власти
чувствовал себя оскорбленным притязаниями крестьян.
Не то, чтоб ему было страшно, но он
чувствовал, что другому на его месте могло быть страшно, и, с особенным напряжением вглядываясь в туманный, сырой
лес, вслушиваясь в редкие слабые звуки, перехватывал ружье и испытывал приятное и новое для него чувство.
Кирша остановился в недоумении; он
чувствовал всю опасность выйти на открытое место; но на другой стороне поляны, в самой чаще
леса, тонкий дымок, пробираясь сквозь густых ветвей, обещал ему убежище, а может быть, и защиту.
Когда вы
почувствуете, что линь очень велик, то ненадобно торопиться и тащить слишком сильно: можно переломить крючок, если он воткнулся в лобковую кость его рта и пришелся на взлом; держите
лесу слегка внатяжку и дожидайтесь, когда линь решится ходить; тогда начинайте водить и водите долго, ибо он очень силен и не скоро утомляется; берегитесь травы: он сейчас в нее бросится, запутается и готов оставаться там несколько часов.
Юлия вообразила, как она сама идет по мостику, потом тропинкой, все дальше и дальше, а кругом тихо, кричат сонные дергачи, вдали мигает огонь. И почему-то вдруг ей стало казаться, что эти самые облачка, которые протянулись по красной части неба, и
лес, и поле она видела уже давно и много раз, она
почувствовала себя одинокой, и захотелось ей идти, идти и идти по тропинке; и там, где была вечерняя заря, покоилось отражение чего-то неземного, вечного.
Но теперь эти вздохи становились все глубже, сильнее. Я ехал лесною тропой, и, хотя неба мне не было видно, но по тому, как хмурился
лес, я
чувствовал, что над ним тихо подымается тяжелая туча. Время было не раннее. Между стволов кое-где пробивался еще косой луч заката, но в чащах расползались уже мглистые сумерки. К вечеру собиралась гроза.
Пошевелился Дружок. Я оглянулся. Он поднял голову, насторожил ухо, глядит в туннель орешника, с лаем исчезает в кустах и ныряет сквозь загородку в стремнину оврага. Я спешу за ним, иду по густой траве, спотыкаюсь в ямку (в прошлом году осенью свиньи разрыли полянки в
лесу) и
чувствую жестокую боль в ступне правой ноги.
В окна кареты заглянули зеленые, молодые хлебные поля, луга и
леса; мне так захотелось окинуть глазами все края далекого горизонта, что я попросил остановиться, выскочил из кареты и начал бегать и прыгать, как самое резвое пятилетнее дитя; тут только я вполне
почувствовал себя на свободе.
Он поднялся, взял свою чашку, длинную палку и пошел к Служней слободе, а воевода стоял, смотрел ему вслед и
чувствовал, как перед ним ходенем ходит вся Служняя слобода, Яровая, и
лес за Яровой, и горы.
И
чувствует сердце мое, что дошла до тебя моя просьба; я слышу откуда-то, из какого-то сурового далека твой благословляющий голос, вижу твою милую головку, поэтическую головку Титании, мелькающую в тени темных деревьев старого, сказочного
леса Оберона, и начинаю свой рассказ о тебе, приснопамятный друг мой.
— Как! еще смеет отвечать, когда я говорю! спорить! ах грубиянка; да не я ли тебя выкормила и воспитала, да не я ли тебя от нищего отца-негодяя взяла на свои руки… неблагодарная! — нет! этот народ никогда не
чувствует благодеяний! как волка ни корми, а всё в
лес глядит… да не смей строить рож, когда я браню тебя!.. стой прямо и не морщись, — ты забываешь, кто я?..
После Строгановских заводов заводам Кайгородова на Урале принадлежит первое место как по богатству железных и медных руд, так особенно по обилию
лесов, в которых другие уральские заводы начинают
чувствовать самую вопиющую нужду, и, как выразился автор какого-то проекта по вопросу о снабжении заводов горючим материалом, для них единственная надежда остается в «уловлении газов», точно такое «уловление» может заменить собою ту поистине безумную систему хищнического истребления
лесов, какую заводчики практиковали на Урале в течение двух веков.
Но уж опоздал он — мне в ту пору было лет двенадцать, и обиды я
чувствовал крепко. Потянуло меня в сторону от людей, снова стал я ближе к дьячку, целую зиму мы с ним по
лесу лазили, птиц ловили, а учиться я хуже пошёл.
Ужасно я люблю пить и есть в
лесу, на воздухе, на солнце…
Чувствуешь себя бродягой свободной…
И вместе с тем я
чувствовал, что беседка из ветвей в
лесу встает во всех подробностях, которых я не замечал раньше, и всякая подробность обрастает в воображении особенными впечатлениями, и мне страшно вглядеться в лицо человека, как будто зашевелившегося на пне, но ямщик требует от меня, чтобы я непременно вгляделся…